Войны, которые развязывают, как правило, небольшие кучки политиков, всегда оказывают влияние на огромное количество людей. Порой случается так, что те, кто пережили войну, испытали голод и страх, боль и злобу, становятся лучше, чем были до этого, так как начинают понимать, каковы настоящие жизненные ценности, оказываются способными к состраданию, наконец, духовно сближаются друг с другом, осознавая, что вокруг находятся "свои". Вместе с тем, для любого человека война - тяжелейшее испытание: страдания и лишения могут ожесточить, сломить дух, навсегда сделать несчастным. Каждый изменяется по-своему, но не существует людей, которые (независимо от того, вышли они победителями или побежденными) остались бы такими, как прежде.

Время, в которое происходят события, описываемые в повести Б. Васильева "А зори здесь тихие…", - май 1942 года. Обе воюющие стороны, "на два метра врывшись в землю, окончательно завязли в позиционной войне; на востоке… бомбили канал, на севере шла… борьба за морские пути…" На фоне этого 171-й разъезд выглядит раем: "… здесь был курорт. От тишины и безделья солдаты млели, как в парной…"

По этой причине появление девушек-бойцов не выглядит чем-то особо необычным. Далее становится ясно, что женщина даже во время войны остается женщиной: "Ночами зенитчицы азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки: вокруг пожарного сарая вечно сушились какие-то их тряпочки". Да и сам Федот Евграфович не мог вести себя с ними как с подчиненными: "…старшина ежесекундно чувствовал, что попал в гости в собственный дом: боялся ляпнуть не то, сделать не так, а уж о том, чтобы войти куда без стука, не могло теперь быть и речи…"

Ненормальность того, что женщина - та, кто дарует жизнь, - воюет, начинает все яснее осознаваться читателем по ходу дальнейшего чтения. И хотя она может научиться "ненавидеть… тихо и беспощадно", но война - не женское дело. Одним из доказательств может служить Рита Осянина. Несмотря на то, что у нее были "вполне реальные цели для ненависти", когда "очередь из четырех стволов начисто разрезала черную фигуру", а "девчонки, крича от восторга, целовали ее", она "улыбалась наклеенной улыбкой", и "всю ночь ее трясло". Подобное случилось не только с Осяниной. Кирьянова, успокаивая подчиненную, призналась: "Я, когда первого убила, чуть не померла, ей-богу. Месяц снился, гад…" Еще один пример - убийство Комельковой фашистского десантника: "Женька вдруг бросила винтовку и, согнувшись, пошла за кусты, шатаясь, как пьяная. Упала там на колени: тошнило ее, выворачивало, и она, всхлипывая, все кого-то звала - маму, что ли… тут ведь женщина по живой голове прикладом била, баба, мать будущая, в которой самой природой ненависть к убийству заложена".

Словам коменданта: "Нету здесь женщин! Нету! Есть бойцы и есть командиры, понятно? Война идет, и покуда она не кончится, все в среднем роде ходить будем", - не верят ни девушки, ни читатель. Верно, что война стремится уничтожить в людях их мужское или женское начало, но верно также и то, что сделать это невозможно. Зато пророчески звучат строки: "Эх, бабы, бабы, несчастный вы народ! Мужикам война это - как зайцу курево, а уж вам-то…"

Война, действительно, чрезвычайно тяжела даже для мужчин. Для женщин же она почти всегда означает гибель. Первой оказалась Лиза Бричкина, второй - Соня Гурвич, третьей - Галя Четвертак.

Общий враг и опасность сближают. По лесу теперь ходят не командующий и подчиненные, а почти родные люди: "Да какой я вам теперь старшина, сестренки! Я теперь вроде как брат. Вот так Федотом и зовите. Или Федей, как маманя звала". Душевная боль от этого только усиливается, когда в живых не остается ни одной девушки: "Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за что? За десяток фрицев?"

В повести наглядно показано, что делает с людьми война. Она не только отнимает у человека самое дорогое, что есть - жизнь, но и навсегда калечит тех, кому посчастливилось уцелеть: "… рукопашная всегда ломает человека, переступая через естественный, как жизнь, закон "не убий"… привыкнуть надо, душой зачерстветь". Такая черствость - своеобразная защита от угрызений совести и душевных мук - самое страшное, что может случиться с человеком.