Будничное и высокое
в стихотворении "Товарищу Нетте..."
Дипкурьер Теодор Нетте погиб 5 февраля 1926 года, отражая вооруженное нападение на советскую дипломатическую почту в поезде, который через территорию Латвии следовал в Берлин.
Маяковский хорошо знал этого человека, что не только заставило его написать стихотворение, которое донесло до нас весть о подвиге, но и позволило соединить в стихотворении два, казалось бы, несочетаемых плана поэтического изображения.
Первый - почти бытовой или, скорее, обыденный. Вряд ли Маяковский смог бы использовать его, не будь он близко знаком с Нетте. Второй - пафосный, высокий. Отделить один из них от другого, на первый взгляд, несложно.
С помощью первого плана изображены детали, которыми насыщено начало стихотворения. О пароходе, названном именем героя, говорится в отнюдь не возвышенном стиле: "в блюдечках-очках спасательных кругов", живой "дымной жизнью труб, канатов и крюков". Далее следуют уже совсем фамильярные строки:
Подойди сюда!
Тебе не мелко?
От Батума,
чай, котлами покипел...
Да и сам дипкурьер вовсе не показан здесь героем. Он, как самый заурядный человек, вместе с автором "пивал чаи… в дип-купе", "медлил", когда вокруг "захрапывали сони", "напролет болтал о Ромке Якобсоне", "глаз кося в печати сургуча", "смешно потел, стихи уча".
Даже лексика здесь нарочито сниженная - идет разговор запросто.
Однако уже в первой части детали, на первый взгляд, обыденные, обретают иной смысл, если задуматься о том, почему Нетте "болтал", но не забывал поглядывать "в печати сургуча", почему он бодрствовал, когда окружающие "захрапывали".
Плавный переход от бытового плана поэтического изображения к пафосному наблюдается в шестой строфе:
За кормой лунища.
Ну и здорово!
Залегла,>
просторы надвое порвав.
Будто навек
за собой
из битвы коридоровой
тянешь след героя, светел и кровав.
Она начинается, как и все предыдущие, не претендующей на изысканность лексикой, разговорными оборотами. Однако пространственные рамки начинают раздвигаться (ночное светило оказывается просто деталью), как и временные (важную роль в этом сыграло употребление слова "навек").
Здесь впервые говорится об оставленном героем следе - светлом, как убегающая вдаль лунная дорожка, и одновременно неуловимом и вечном.
После этого до самого конца стихотворения используется высокий план поэтического изображения: ведь речь идет о самом светлом в жизни поэта и главного героя - предстает "коммунизма естество и плоть". Слова "из книжки" бессильны показать их, на это способны лишь поступки, подобные тому, что совершил русский дипкурьер.
Если в начале стихотворения Теодор Нетте и лирический герой лишь находятся рядом ("я с тобою…", "ты… со мною"), то под конец принадлежность общему делу объединяет их (равно как и всех читателей) во всенародное "Мы". Именно от этого лица продолжается лирический монолог.
"Железная клятва", которой "зажаты" верные коммунизму люди - "жить единым человечьим общежитьем". Явственно ощущается смертельная опасность, подстерегающая каждого, кто вступил в этот бой за народное счастье, но в строках слышны не сожаление и жалоба, а уверенность в величественности целей, ради которых человек идет на гибель, обретая при этом бессмертие:
Мы идем
сквозь револьверный лай,
чтобы,
умирая,
воплотиться
в пароходы,
в строчки
и в другие долгие дела.
В конце стихотворения выражено главное желание лирического героя, которое, наверное, должно стать желанием любого патриота:
... встретить я хочу
мой смертный час
так,
как встретил смерть
товарищ Нетте.
Итак, к особенностям стихотворения "Товарищу Нетте" необходимо отнести не только наличие в нем двух планов поэтического изображения, но и невозможность отделить один из них от другого без потери духа произведения.